Судьбы тех, о ком пойдет речь в этой главе, наглядно демонстрируют, какой «метрополией-тюрьмой народов» для Малороссии-Украины была Российская империя, и чего смогли добиться в ней те её поданные, кто работал на её благо или желал ей зла.
В 1872 году это однозначно выглядело как мезальянс – типичный неравный брак. Одна из богатых наследниц многомилионного состояния богатейшего буржуа, красивая и изысканная блондинка, великолепно поющая и играющая на фортепиано, вышла замуж за бывшего домашнего учителя их семьи.
Нищего студента-недоучку, к тому же исключенного с третьего курса Новороссийского университета «за вольнодумство» и «ниспровержение авторитетов».
Но тесть, папа невесты, был человеком прогрессивных взглядов и женитьбе дочери с «нищебродом» не противился. Не исключено, зять даже нравился ему, и он реально хотел понять, чего же хочет этот молодой смутьян, хорошо образованный, красивый и обаятельный.
Они даже внешне были похожи. Оба сильные физически, плечистые, с волевыми, как тогда любили сравнивать, львиными лицами и упрямым решительным взглядом, бешеной энергией и темпераментом. Прекрасные ораторы с уникальным даром убеждения и умением правильно выстроить аргументацию, чтобы добиться своего, помогая себе иронией и мощным напором.
И судьбы этих двух людей тоже были в чем-то похожи. Оба — простолюдины из малороссиян (теперь — украинцев), сами прокладывающие путь к признанию и успеху в тогдашней опутанной сословными шорами и предрассудками Российской империи.
Старший — внук крепостного из-под городка Смела в Черкасской области. Дед сам выкупил себя у барина-помещика, основал мощнейшую коммерческую сахарную империю, одну из первых в Российской империи, и передал её наследникам – детям и внукам. Поэтому внук – старший – уже родился, как говорится, не с серебряной, а с золотой ложкой во рту, ни в чем не нуждался, но всячески преумножал капиталы предков и в том же духе воспитывал детей. Звали его Семен Яхненко (1822-1888).
Младший — рожденный в Крыму, в Таврической губернии сын крепостного, выходца из материковой Украины. Но ему тоже повезло с помещиком еще до отмены крепостного права в России в 1861 году, о чем он честно и писал сам:
«…Отец мой, плативший помещику Нелидову по тому времени большой оброк за нахождение в услужении у южнобережного садовода-немца, упросил Нелидова купить Варвару Гавриловну, мою мать. Купля состоялась. Часто отец, понукая мать, говорит и теперь: «Поворачивайся, ведь стоишь 500 руб. и пятак медный» (точная цена). Справедливость требует признать, что Нелидов был мягок с людьми, под давлением жены своей, нашей собственницы… В один из приездов увидал меня Нелидов. Узнав, что я обучен грамоте, он дал мне книжку: она была гражданская. Но когда мне дали разные церковные, помещик погладил меня по голове и велел прийти к нему в кабинет; здесь он самолично объяснил мне гражданскую азбуку и открыл для меня целый новый мир, прочтя «Золотую рыбку» Пушкина. Нелидов жил в то время в Керчи, туда же взял меня и определил в приходское училище, откуда я перешел в уездное. 1861 год застал меня при переходе из первого класса во второй уездного училища…».
Уже в 1869 году этот грамотный отрок поступил на юридический факультет Новороссийского университета в Одессе, стал активным членом студенческого кружка социалистов и через два года возглавил студенческие волнения, за что был исключен из вуза и выслан из города. В восстановлении в университете ему отказали. И он вынужден был перебиваться частными уроками, которые и свели его с богатой наследницей и её отцом. Имя ему — Андрей Желябов (1851-1881).
Вот их судьбы – старшего и младшего — очень хорошо демонстрируют, какой «метрополией-тюрьмой народов» для своих «колоний» (в частности, Малороссии-Украины) была Российская империя, и чего могли добиться в ней те её поданные, кто (как старший) работал на её благо или кто (как младший) желал ей зла. При этом оба они одинаково, как бы искренне желали добра своим соотечественникам, особенно бедным, униженным и оскорблённым. С той только разницей, что старший хотел строить и преумножать богатства и свои собственные, и государственные, а младший — отобрать и разделить чужое, разрушая при этом все, что построили до него «эксплуататоры». По-булгаковски это – как если бы профессор Преображенский отдал дочь за Шарикова, который уже получил портфель и кожаную куртку, но ему это не помогло.
И с младшим — Желябовым — все, в принципе, ясно и известно. От дочери старшего — Яхненко Ольги Семеновны, ставшей Желябовой, — в 1874 году у него родился сын, тоже Андрей. Но семью это не спасло, молодого отца рвало в революционные «пампасы», куда он вскоре и отправился. Там он, разведясь с женой, продолжал бредить революцией и стал одним из самых активных и, как сейчас говорят, самых упоротых членов организации «Народная воля», которая исповедовала беспощадный и тотальный террор как главное орудие борьбы с царизмом.
Там же Желябов встретил и свою очередную и последнюю любовь — Софью Перовскую, тоже не простую «штучку», а голубокровную аристократку, даже дальнюю родственницу царствующей династии. Вместе они подготовили и 1 марта 1881 года осуществили убийство императора Александра II. Да-да, «Царя-Освободителя», который освободил из рабства одного из своих убийц и был родственным, «седьмой водой на киселе» — другой.
В апреле того же 1881 года убийц срочно повесили, а в семье бывшего тестя, бывшей жены и сына Желябова-цареубийцы начался настоящий кошмар. Как писал советский писатель Юрий Трифонов, «с семьей Яхненко никто не хотел знаться, они разорились, Ольга Семеновна почти нищенствовала, обезумела, просила об изменении фамилии, отрекалась от мужа и проклинала его, спасая судьбу сына, но неизвестно, что ей удалось, есть намек, что она побиралась именем Христовым. И далее сведения о ней исчезают».
Это не совсем так. Сегодня уже известно, что Ольга Желябова после разрыва с мужем пошла учиться на женские акушерские курсы. Работала сестрой милосердия в госпитале Красного Креста в Тирасполе до цареубийства, а после него реально попала под пресс нарочитого общественного осуждения и, тяжело переживая обструкцию со стороны света, действительно просила у властей изменить фамилию ее сына. И 22 февраля 1885 года ее прощение о смене фамилии на Яхненко для Ольги и сына Андрея было высочайше удовлетворено.
А потом следы жены и сына цареубийцы действительно теряются в истории. О судьбе Андрея-младшего, ставшего Яхненко, одни источники сообщают, что он дожил-таки до революций 1917 года, и даже якобы принял большевистский переворот, вступил в Красную Армию, отучился на пулеметных курсах и погиб, защищая мечты отца о равенстве и счастье народном, но так и не увидев, во что они извратились потом.
По другой гипотезе, в начале 1900 годов директором сахарного завода видных купцов и сахарозаводчиков Боткиных был некто «Яхненко А.С». Расшифровка инициалов неизвестна, вот исследователи и предположили, что Андрею Желябову-младшему могли поменять не только фамилию, но и отчество — на Семёнович, в честь деда. Тогда инициалы точно совпадают.
Но одно не отрицает другое: директор завода мог стать революционером-большевиком и красным пулеметчиком. Кровь, особенно революционная, — это, знаете ли, штука неизведанная и непредсказуемая, а пепел Клааса стучит в беспокойное мстительное сердце, да и пути Господни неисповедимы. Хотя многим до сих пор не совсем понятно, за что мстил императору холоп, которого он сделал человеком. И в этом плане убийство императора – это чисто украинские преступление.
Тяжелее было матери и экс-жене — Ольге Яхненко-Желябовой. Она так и не смогла оправиться от травли, и сегодня даже неизвестно, дожила ли она до смерти отца в 1888 году. Но хуже всех пришлось самому Семену Яхненко, тестю цареубийцы, который, не исключено, пережил крушение всех идеалов и жизненных устремлений.
Он, как нам уже известно, родился уже свободным от крепостничества в богатейшей семье, владелице коммерческой фирмы «Торговый дом братьев Яхненко и Симиренко». И получил прекрасное образование по профилю, в 1844 году закончив в Москве элитную Практическую академию коммерческих наук (с 1835 года окончивших академию с отличными успехами награждали почетным личным гражданством, а уже имеющих это звание потомственно — золотыми и серебряными медалями). Но когда все основатели родной компании отошли от дел и ударились в строительство общественных карьер, то «Торговый дом братьев Яхненко и Симиренко» захирел и окончательно прекратил свою деятельность в 1889 году. Через год после смерти Семена Яхненко, который крушение сахарной империи уже не увидел.
И хоть с этой смертью ему напоследок «повезло». Причем заслуженно. Потому что Семен Степанович Яхненко оставил очень заметный след в истории Одессы, чьим городским головой (мэром по-нашему) он был в 1860-1863 годах, ещё до знакомства с революционным зятем.
Он буквально перелопатил одесскую жизнь и заложил её новые основы, которые потом и превратили это город в «жемчужину у моря», «Южную Пальмиру» и однозначно «свободный город порто-франко». Забрав свою часть денег из семейных капиталов, Яхненко перебрался в Одессу, построил там первую механическую мельницу, а потом ударился в общественную жизнь города и стал заметной фигурой, избравшись гласным (депутатом) городской думы. Ещё до избрания его мэром, в Одессе при его активном участии за считанные годы вместо вонючих канав появились дренажные водостоки, вместо пыли и грязи на улицах пролегли мостовые, появилось газовое освещение, а новый водогон из Днестра начал обеспечивать город качественной питьевой водой.
Став городским головой, этот внук сельских крепостных стал истым урбанистом и вовсю развернул свою кипучую энергию и бросил на обустройство городской жизни весь свой пыл, силы и даже личные средства. Он стал и был образцом хозяйственного и — это невиданно сейчас! — бескорыстного отношения к делу. И суть даже не в том, что для блага города он работал абсолютно бескорыстно и от жалования мэра отказался в пользу служащих. И не в том, что, например, будучи одним из основателей Общества Одесско-Днестровского водопровода, когда речь зашла о тарифах на воду, отказался от своего пая, чтобы не иметь собственного интереса в общественном деле.
Он считал нужным воспитывать собственные кадры, развивать отечественное производство и сферу услуг, не брал «откатов» у чужих и был противником привлечения иностранных капиталов и иностранных инвесторов, убеждая всех, что «свои» сделают лучше и дешевле. Как-то, доказывая деятелям города убыточность привлечения иностранной фирмы, Яхненко за собственные деньги построил бетонный водосток на Думской площади и доказал, что экономия средств составила 27% от тех сумм, которые запрашивали «инвесторы».
На посту мэра он в считанные месяцы упорядочил городские финансы, подготовил городовое Положение — сборник законов о местном самоуправлении, который с 1870 года стал основой для подобных документов по всей Российской империи. «Суть Положения заключалась в том, что отныне избирательным правом могли пользоваться все подданные империи, достигшие 25 лет налогоплательщики. Исполнителем думских постановлений становилась управа (ныне исполком — авт.). Заседания назначались по усмотрению городского головы или по инициативе гласных, а иногда по требованию губернатора или градоначальника. При этом городское общественное управление (ныне горсовет — Авт.) могло действовать самостоятельно», — рассказал одесский историк Александр Сурилов.
При этом Яхненко был сторонником участия в общественной жизни всех слоев городского населения и активно занимался народным образованием. Он лично обошел всех одесских купцов, домовладельцев и предпринимателей, поощряя их делать взносы в фонд народного образования, куда было довольно быстро собрано 150 тыс. рублей, гигантская по тем временам сумма.
Кроме того, мэр зарекомендовал себя как поклонник максимальной гласности о деятельности властей. По его инициативе при городской управе был создан печатный орган «Записки одесского городского общественного управления», где печаталась бизнесовая информация и отчеты о расходовании городских средств. В газете же «Одесский вестник» активно и постоянно рассказывали о лучших методах мощения улиц, чтобы было понятно, на что идут городские деньги.
А поддерживали его во всех начинаниях русские (новороссийский и бессарабский генерал-губернатор граф Александр Строганов, известный меценат граф Михаил Толстой, русский юрист, криминалист, директор Ришельевского лицея профессор уголовного права и декан юридического факультета Новороссийского университета Александр Богдановский, будущий городской голова Николай Новосельский), малороссы (основатель Куяльницкого курорта доктор Эраст Андреевский), евреи (видные предприниматели Абрам Бродский и Осип Рабинович). И ничего, работали сообща на всеобщее же благо – благо своей Одессы.
Это страшная информация для сегодняшней охваченной агрессивным русофобским и антисемитским национализмом и тотально изъеденной коррупцией Украины, где продается все и вся. Но в Одессе, тем не менее, в 2015-2016 годах городские власти назвали одну из улиц именем Семена Яхненко – украинец же! — точнее, в рамках декоммунизации переименовали улицу Ивана Бабушкина, революционера-большевика.
А одесситы уже знают, что внизу улицы Херсонской (бывшей Пастера) до сих пор стоит обветшавший особнячок в готическом стиле, построенный еще в первые годы века ХIХ архитектором Жаном-Франсуа Тома де Томоном. Там и жил в свое время Семен Яхненко. А в близлежащем саду и сейчас можно полакомиться яблоками-симиренками, которые вывели его родственники и деловые партнеры Симиренко.
И в этом тоже есть некие символы, дающие надежду и Одессе, и может быть, всей Украине. Сегодня там принято много говорить, как страшно она жила, будучи 70 лет частью «кровавой коммунистической империи», а еще раньше 300 лет – «колонией кровожадных российских императоров-угнетателей». Вот на судьбах тех, кого сегодня называют как бы «украинцами», и прослеживается «истинность» этого утверждения…
