В день рождения вождя мирового пролетариата Владимира Ленина, который, по словам президента России Владимира Путина, «создал Украину», уместно, как мне кажется, вспомнить и то, что он подарил «нэньке» «солнце украинской поэзии» – Тараса Шевченко.
Только факты
Ну, как подарил… Не сам, а его дедушка, врач Александр Бланк впервые поставил на ноги ученика петербургского дьячка-художника Василия Ширяева крепостного Тараса Шевченко, которого к нему определил на учебу его владелец, помещик Павел Энгельгардт. Ну очень хотелось сибаритствующему от безделья отставному полковнику-помещику иметь дворового художника. Он заметил в одном их своих прислуг-«козачков» способности к малеванию и решил его обучить, как говорится, настоящим образом.
Перевез, значит, помещик-угнетатель свой подневольный дворовой талант в Санкт-Петербург и определил учиться. А Тарас начал непомерно бухать и уже в 23 года попал в больницу святой Марии Магдалины, где в то время практиковал сверхштатным ординатором врач Александр Бланк, уволившийся из полиции будущий дед Ленина. Он и поставил первый диагноз болящему: асцит, по-простому – водянка, вызванная то ли циррозом печени, измученной дешевым алкоголем, которым неумеренно баловалось будущее «солнце украинской поэзии» и «Кобзарь», то ли болезнью сердца, вызванной той же алкогольной причиной.
По иронии судьбы случилось это 22 апреля 1837 года. То есть ровно за 33 года до рождения у этого врача Александра внука Владимира, который потом и вырос в самого Ленина. Так вот действительно причудливо тасуется колода – здесь вообще все смешалось в удивительно плотной исторической концентрации…
Больничка и ее создательница
Восемь дней находился больной Шевченко между жизнью и смертью, но выжил. Способствовали этому и молодость пациента, и сама больница, и уже к тому времени опытный врач.
Больница святой Марии Магдалины в Василеостровском районе Санкт-Петербурга существует до сих пор. Как детская городская больница № 2 святой Марии Магдалины — многопрофильный стационар для детей и подростков до 18 лет.
А открыта она была в 1829 году, как одна из многих так называемых мариинских больниц, созданных императорским указом и названных так в честь вдовствующей императрицы Марии Федоровны, матери двух российских императоров – победителя Наполеона Александра I и тогда царствующего Николая I.
Сама Мария Федоровна умерла годом раньше. Но к тому времени сумели выкупить у дворянского рода Кусовых особняк, который и переделали в больницу. Благотворительность была, как сказали бы сегодня, фишкой этой незаурядной женщины и императрицы. Урожденная как принцесса София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская и внучатая племянница прусского короля Фридриха Великого, она была второй супругой российского императора Павла I, убитого во время дворцового переворота в 1801 году табакеркой по голове.
Своему мужу она родила десятерых детей, из которых в младенчестве умерла трехлетней лишь дочь Ольга. Из остальных девяти двое стали императорами России, один – Константин – наместником Царства Польского в составе России, а дочь Анна – королевой Нидерландов и великой герцогиней Люксембурга, Екатерина – королевой Вюртемберга, Александра – палатиной (читай – королевой) венгерской. Остальные по мелочи: сын Михаил – просто великим князем, а дочери Елена – герцогиней Мекленбург-Шверинской и Мария – великой герцогиней Саксен-Веймар-Эйзенахской.
К принцессе Анне вообще сватался, как известно, Наполеон Бонапарт, желая породниться с «братом Александром», но был благополучно послан в пеший, может, конный эротический тур еще до Михаила Кутузова и Бородино, что собственно, во многом и предопределило Отечественную войну 1812 года.
Но не суть. Императрица Мария Федоровна действительно была женщиной незаурядной и очень заботилась о России и русских, ставших ей родными не на словах, а на деле. Она стояла у истоков Императорского человеколюбивого общества, Повивального института, училища ордена святой Екатерины, а также ряда других филантропических заведений, в том числе и больниц для бедных, где лечили бесплатно. И, судя по выздоровевшему Шевченко, лечили хорошо.
А еще императрица Мария была отличным художником, гравером по стеклу и, вы не поверите, токарем. Она вытачивала на токарном станке изделия из янтаря, слоновой кости, яшмы, агата и других камней, настольные украшения, чернильницы.
Сама же больница пережила и императоров, и революции, и даже СССР, при котором ее дважды переименовывали, присваивая имена то Веры Слуцкой, секретаря Василеостровского райкома РСДРП(б), погибшей при доставке медикаментов красногвардейским отрядам во время подавления мятежа Александра Керенского — Петра Краснова, то до 1993 года Надежды Крупской, жены Ленина, дед которого и работал «на больничке» и лечил главного поэта Украины.
Но и без деда Ленина в больнице работали многие светочи российской медицины, навсегда оставшиеся в истории страны – Николай Арендт, лейб-медик императора Николая I, безуспешно лечивший после дуэли Александра Пушкина, Николай Пирогов, основоположник русской военно-полевой хирургии, Николай Гундобин, один из первых педиатров России и т. д.
Дед вождя
Александр Бланк вообще появился в Санкт-Петербурге из Украины, из Житомира, где поселился его отец Мошко Бланк, личность тоже незаурядная и крайне скандальная, склонная к уголовщине и сутяжничеству.
За кражи сена, поджоги, водочные махинации, оскорбления и драки Мошко вынужден был бежать с Волыни в Житомир и там осесть. Оттуда он писал письма императорам Александру и Николаю с предложениями, как в России решить еврейский вопрос. А именно – если коротко, то запретить евреям все еврейское, от религии до традиций и обратить их насильственно в христианство.
По некоторым данным, надоумить его на это мог старший брат Давид, проделавший все это и живший уже в Санкт-Петербурге, богатым и влиятельным купцом, что называется, со связями. Он и посоветовал Мошко отдать сыновей – Абеля и Сруля (Израиля) – в Петербургскую Медико-хирургическую академию. И 10 июля 1820 года Сруль и Абель Бланки действительно приняли православие и волонтерами поступили в указанную академию.
Крестным отцом младшего Сруля, ставшего Александром, был действительный статский советник, член влиятельной масонской ложи «Три добродетели» граф Александр Апраксин, а восприемником старшего Абеля (после крещения – Дмитрия) – сенатор, статский советник Дмитрий Баранов, который, что удивительно, был идейным антисемитом. И именно поэтому он по мере сил и возможностей способствовал крещению евреев, предлагая всех, не желавших креститься, выселить в тяжелые для жизни, но нужные империи Таврийские степи.
В архивах Санкт-Петербурга сохранился удивительный документ – «О присоединении к нашей церкви Житомирского поветового училища студентов Дмитрия и Александра Бланковых из еврейского закона». И в нем сохранилось заявление братьев, в котором сказано: «Поселясь ныне на жительство, в С.-Петербурге и имея всегдашнее обращение с христианами, Греко-российскую религию исповедующими, мы желаем ныне принять оную. А посему, Ваше преосвященство, покорнейше просим о посвящении нас священным крещением учинить Самсониевской церкви священнику Федору Борисову предписание… К сему прошению Абель Бланк руку приложил. К сему прошению Израиль Бланк руку приложил».
Приложили, значит, братья Бланки руки и стали волонтерами академии, которую закончили в 1824 году, успешно завершили курс обучения и приступили к врачебной деятельности.
Судьба Дмитрия сложилась трагически. В 1831 году во время холерных бунтов в Санкт-Петербурге его то ли убили разъяренные и обезумевшие от безысходности и страха люди, выбросив с третьего этажа Центральной холерной больницы, то ли он заразился холерой и умер сам.
А вот Александр работал успешно. Сначала полицейским врачом, потом в больнице святой Марии Магдалины, после – военно-морским врачом, в провинции и опять в столице. Его считали специалистом грамотным и знающим. И всегда продвигали по службе, не обходили наградами, званиями и должностями.
Закончил службу он и вышел в чине статского советника, который сделал его, выкреста из Житомирщины, потомственным дворянином со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Новоиспеченный дворянин переехал в Татарстан и в 42 километрах от Казани приобрел по случаю деревню Кокушкино с большим земельным участком около 500 гектар, водяной мельницей и 39 крепостными крестьянскими душами.
Все это потом досталось по наследству внуку Володеньке, который был наследственным помещиком, но назвал империю, давшую ему все блага, «тюрьмой народов» и зачем-то со страстью, достойной иного применения, полюбил пролетариат. Но даже в ссылке и эмиграции он жил с доходов от имения в Кокушкино. Причем неслабо жил. В швейцарском Цюрихе в доме с рестораном при нем, где Ленин как-то квартировал, мне лично рассказывали, что швейцарцы тогда жили бедно, мясо ели раз-два в неделю, а вот «странный гонимый русский» требовал и уплетал мяско каждый Божий день. Видимо, сил для борьбы за всех голодных и гонимых набирался…
Но как бы там ни было, а случилось именно так – по причудливо тасующейся колоде. И вот что интересно: сам украинско-житомирско-еврейский прадед Ленина Мошко Бланк, крестив и дав удачные путевки в жизнь сыновьям, сам охристианился и стал, ясное дело, Дмитрием (согласно по отчеству детей), только в преклонном возрасте – не раньше 1835 года. Потому что до этого выйти из иудаизма ему запрещала жена Мириам.
Пациент Шевченко
А излеченный Александром Бланком крепостной Шевченко получил в жизни второй шанс. Пока он лежал в больнице при смерти, его новые и высокопоставленные друзья в Санкт-Петербурге собирали деньги на то, чтобы выкупить его из неволи крепостничества. И выкупили-таки за 2500 рублей! Художник Карл Брюллов и поэт Василий Жуковский собрали деньги, а 400 рублей дал император Николай I, деньгами помогла и его жена, императрица Александра Федоровна.
Шевченко буквально воскрес к жизни, поступил в художественную академию, начал баловаться стихами. Да так, что уже через 2 с небольшим года, в 1840-м, был опубликован первый его сборник стихов «Кобзарь».
И нет смысла рассказывать, как и почему пошли вверх все жизненные акции Шевченко – он стал популярным диковинным экзотом, пишущим стихи на малороссийском наречии, а всякие оригиналы тогда ценились.
Но, видимо, человека можно вывести из хамства, а вот хамство из человека – никогда. Фронда много пьющего Шевченко перехлестнула через край, скажем мягко, здравого смысла, приличия и элементарной человеческой благодарности. В своих стихах он высмеял не только императора, но и поиздевался над его женой.
И император осерчал, приказав расправиться с неблагодарным. Начальник Третьего отделения полиции (политический сыск) князь Александр Орлов написал в докладе: «Шевченко …с невероятною дерзостью изливал клеветы и желчь на особ императорского дома, забывая в них личных своих благодетелей. Сверх того, что все запрещенное увлекает молодость и людей с слабым характером, Шевченко приобрел между друзьями своими славу значительного малороссийского писателя, а потому стихи его вдвойне вредны и опасны.
С любимыми стихами в Малороссии могли посеяться и впоследствии укорениться мысли о мнимом блаженстве времен гетманщины, о счастии возвратить эти времена и о возможности Украйне существовать в виде отдельного государства».
За это Шевченко в 1847 году за собственноручной подписью императора отправили по рекрутской повинности рядовым в Отдельный Оренбургский корпус, размещавшийся в Оренбургском крае «под строжайшее наблюдение начальства» с запретом писать и рисовать. На 10 лет. И что самое интересное: даже вождь тогдашних либерастов «неистовы Виссарион» Белинский понял царя и писал о Шевченко: «Мне не жаль его, будь я его судьею, я сделал бы не меньше. Я питаю личную вражду к такого рода либералам. …Своими дерзкими глупостями они раздражают правительство, делают его подозрительным».
Следующий раз Тарас Шевченко с Александром Бланком пересекся уже после солдатчины поэта, когда в 1857 году «солнце украинской поэзии» гужевало и весело пьянствовало в Нижнем Новгороде, хотело там жениться на местной 16-летней красавице-актриске Екатерине Пеуновой, да по причине не до конца выясненных обстоятельствах заболело «неприличной болезнью». То есть венерической.
Врач Бланк опять помог поэту с болячкой, но не мог помочь с жизнью, которая стремительно катилась под откос от болезней, регулярного и безудержного пьянства и общей неустроенности и полной бесперспективности.
И 10 марта 1861 года Шевченко умер в Санкт-Петербурге. Хотел спуститься со второго этажа квартиры вниз, в мастерскую, но резко упал и скончался. Диагноз ему поставили прежний.
Причина смерти – асцит (водянка), вызванный циррозом печени в результате постоянного злоупотребления алкоголем в сочетании с общей сердечной недостаточностью, которой, по воспоминаниям родственников и современников, Шевченко страдал с детства. И первым об этом сказал как бы его друг – историк Николай Костомаров, по его же словам, видавший поэта пьющим, но всего лишь один раз пьяным, и назвавший причиной смерти водянку, вызванную «неумеренным употреблением горячих напитков».
О пьянстве Шевченко говорили и другие его современники. Украинский этнограф Николай Белозерский в своих воспоминаниях писал, что Шевченко часто наведывался в таверну и выпивал с матросами, что часто заканчивалось пьяным дебошем с бранью и стуком кулаком по столу.
Историк Феофан Лебединцев был поклонником таланта Кобзаря и рассказал, как с энтузиазмом шел на встречу с ним, но его постигло глубокое разочарование – пьяный Шевченко лежал около своего дома. Пил Шевченко неумеренно и в солдатчине. А поэт Яков Полонский, который завел знакомство с Шевченко уже после его возвращения из солдат в 1858 году и работы при Императорской Академии художеств, так описал быт поэта и художника: овчинный тулуп на кровати, штоф выпитой водки, беспорядок и сильный холод в комнате. И никакого желания что-либо менять, чтобы сделать условия жизни более комфортными. А может Шевченко знал, что умирает, и не боролся за жизнь. Потому что не знал, зачем она ему нужна…
Подведение итогов
Врач Александр Бланк умер в 1870 году, но трехмесячного внучка Вовочку (если хотите – Володеньку), будущего «вождя пролетариата» еще успел подержать и покачать под «агу-агу» на старческих руках.
Был стареющий врач неконфликтным, но азартным человеком. Любил играть, но, как говорится, свою меру знал. Прямых наследников по мужской линии у него не было, потому что единственный сын его, уже потомственный дворянин Дмитрий унаследовал страсть к азартным играм, в 19 лет проигрался в пух и прах и застрелился, не имея возможности отдать карточные долги – долги чести. Пять дочерей повыходили замуж и оставили ему уйму внуков, правнуков и прочих наследников. Мир полон ими до сих пор.
Спасенный же им Шевченко стал «нашим всем» для украинцев и мировым рекордсменом по количеству установленных ему памятников. МИД Украины как-то насчитало в мире более 1100 памятников Шевченко: 99 расположены в 44 странах мира, еще 1068 — на территории Украины. Сейчас их может быть даже больше.
А вот с внуком Владимиром не повезло. Он и наследников деду не оставил, и от его наследства везде отказываются. В России в Москве он еще находится в самом его сердце, в мавзолее на Красной площади. А вот на Украине он уже не соперник поэту Шевченко даже по памятникам, хотя при СССР «вставлял» его легко и непринужденно: на момент распада СССР количество памятников Ленину на Украине в 1991 году оценивалось в 5500. Сегодня на той территории, что подконтрольна неонацистскому режиму президента Владимира Зеленского, прошел тотальный «ленинопад» – уничтожено все.
